– …Я шью одежду на заказ, – в самый последний момент выкрутился Рыба. – Не люблю, знаете ли, быть на кого-то похожим.

– Так я и думала. Вы оправдываете все самые смелые мои ожидания…

И Вера Рашидовна посмотрела на Рыбу-Молота с таким вожделением, что того затрясло. А вместе с ним затрясся стол-аквариум с гуппи и вуалехвостами и посуда с остатками отбивных и форели.

– Вы чувствуете то же, что и я? – теперь уже затряслась и Вера Рашидовна. – Покончим с сюрпризом и вернемся к более приятным вещам. Идемте.

…Место, куда привела Рыбу Вера Рашидовна, вопреки ожиданиям оказалось не спальней, а бойлерной.

А «сюрприз» предстал в виде официанта из заведения Московского Варяга. Того самого, который обхамил Рыбу-Молота. Официант сидел на полу, высоко задрав правую руку, прикованную наручником к тонкой трубе. Вид у него был довольно помятый, оба глаза заплыли, а на щеке красовался кровоподтек. Рядом с беднягой топтались двое парней под метр девяносто ростом, в безупречных костюмах, галстуках и начищенных до блеска ботинках. Очевидно, это были телохранители Железной Леди, выписанные прямиком из документальной эпопеи «Криминальная Россия». И из всех других фильмов, где серьезные интеллигентные люди высокого полета так же серьезно и интеллигентно решали все свои проблемы. От одного взгляда на заплывшие глаза официанта Рыбе стало нехорошо. Но зато сразу вспомнились и Генри Ллойд, и имя, данное при рождении крокодильчику с рубашки, – «Lacoste». И еще одно бессмертное творение Бетховена – песня «Мой сурок со мною». Рыба-Молот смог бы даже процитировать начало, если бы кто-нибудь попросил его об этом. Что-то вроде:

По разным странам я бродил,

И мой сурок со мною,

И весел я, и счастлив был,

И мой сурок со мною!

Припев:

И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною,

И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною!

Там еще было про «кусочки хлеба», и «подайте грошик», и – самое выдающееся – «а завтра снова в путь пора». Вот чего хотел Рыба-Молот – отправиться в путь, не дожидаясь завтрашнего дня, по-скорому свалить отсюда. Чтобы не видеть изметеленного официанта, двух бугаев и Веру Рашидовну, оказавшуюся гораздо более кровожадной, чем он мог предположить.

– Узнаете? – спросила она.

– М-м-м…

– Ваш обидчик.

– Это и есть сюрприз?

– Когда вы узнаете меня поближе… Надеюсь, это произойдет в скором времени… Так вот, когда вы узнаете меня поближе, то поймете… Я ничего и никогда не оставляю безнаказанным.

– По-моему, это не совсем симметричный ответ.

– Да, пожалуй. – Вера Рашидовна внимательно оглядела страдальца у трубы. – Симметричным ответ будет, когда мы его шлепнем…

Официант дернулся.

– …или когда мы его живым в землю закопаем…

Теперь уже дернулся Рыба.

– …или когда мы его на куски распилим и собакам скормим…

Теперь, помимо Рыбы и официанта, начали дергаться двое охранников. Судя по всему, им не очень понравилась идея с распилом на куски левого человека, но возражать хозяйке они не решились.

Неизвестно, вытекала ли абсурдность действа в бойлерной из характера Железной Леди; неизвестно, была ли она подготовлена всем предыдущим жизненным и бизнес-опытом Веры Рашидовны. Может быть – и вытекала, и была подготовлена. Но Рыбе показалось, что без стороннего вмешательства здесь не обошлось. Как и в тот, первый раз, когда Вера Рашидовна проявила неожиданный и не совсем здоровый интерес к скромной персоне повара Бархатова. Вот и сейчас Рыба видел духов нгылека, хлопочущих у ее головы и что-то вдувающих ей в уши.

И почему это он решил, что пришлые духи всегда будут на его стороне? И почему это он решил, что предназначение духов – подавать его в выгодном свете и не более? Они – воплощение зла и ничему другому не научены, кроме как это зло творить. Еще неизвестно, что станется с самим Рыбой, когда духам наскучит валять ваньку. И они примутся за свои непосредственные обязанности по распространению на подотчетных территориях болезней и смерти.

Может, и сам Рыба уже не жилец!..

Может, его сердце уже остановилось. Может, его печень уже раздулась, как у алкоголика с тридцатилетним стажем. Может, его легкие разбухли и почернели, как у курильщика с сорокалетним стажем. Может быть, его ноги уже отнялись…

Пошевелив сразу всеми пальцами ног, Рыба-Молот нашел их в полностью рабочем состоянии и немного успокоился.

– Я против, – твердо сказал он, посылая пузатой ненецкой мелочи мощный мозговой импульс оставить в покое Веру Рашидовну. Во всяком случае, ту часть Веры Рашидовны, которая отвечает за принятие решений.

– Против чего? – удивилась Железная Леди.

– Против расчлененки. И против «живым в землю».

– А как насчет чисто и красиво пристрелить? – Вера Рашидовна все еще не теряла надежды на человеконенавистнический исход мероприятия.

Рыба усилил импульс до такой степени, что в глазах появились концентрические круги, а волосяной покров на голове затрещал и встал дыбом.

– Думаю, это излишне. Парень и так схлопотал выше крыши.

– Хотите сказать, что этого достаточно?

– Вполне.

– Хотите сказать, что я должна его отпустить?

– В общем, да.

– Вот так просто?

– А чего сложного? Парню уже преподали урок вежливости – так пусть идет домой и зубрит его, пока не посинеет.

– Он уже посинел.

– Вот видите, значит, полученные знания упали на благодатную почву.

– Ну… я не знаю… Если вы так великодушны…

– Да, я человек великодушный. И не считаю, что это такое уж отрицательное качество.

Дымные волки и оборотни наконец-то оставили в покое Веру Рашидовну и, по обыкновению, растворились в воздухе – на этот раз оставив после себя запах трубочного табака «Герцеговина Флор». Рыба курил «Герцеговину Флор» один раз в жизни, в возрасте четырнадцати лет, и так сильно траванулся, что до самой армии не имел дела с куревом.

А ду`хам, видать, понравилось.

Или это не его «Герцеговина», а чья-то другая?

– …Если вы настаиваете, Александр Евгеньевич…

– Настаиваю.

– Хорошо.

– Да ничего хорошего, – неожиданно прорезался один из телохранителей. – А если этот гад побои снимать побежит, а потом в ментовку стуканет?